Отечественная История

СССР 1930-х гг.: модель власти.

По мере роста денежных доходов населения начала сказываться ограниченность возможностей производства и торговли, подконтрольных государству. К концу 1920-х гг. уже остро ощущался дефицит промышленных товаров. Однако следует признать, что во время нэпа голод стране не угрожал. Питание населения улучшалось год от года, что фиксировали регулярные обследования, проводившиеся ЦСУ. Высшей точкой стал 1926 год.

Для снабжения населения в 1920-е гг. государство использовало кооперативную торговлю, фактически превратив ее в канал государственного снабжения. В соответствии с договорами между потребительскими кооперативами и промышленными синдикатами продукция с фабрик и складов шла в магазины, палатки и ларьки потребительских обществ. Через кооперацию продавалось около 80 % продукции государственной промышленности.

Вместе с государственными торгами кооперативная торговля обеспечивала три четверти товарооборота. Однако в ее распоряжении была только четверть торговой сети, что свидетельствует о концентрации кооперативной торговли в промышленных центрах.

Развал частного сектора грозил катастрофой. Случись это, государство должно было бы снабжать десятки миллионов потребителей, которые до того обеспечивали себя сами. Опасность усугублялась тем, что в соответствии с планами руководства страны создание государственной легкой и пищевой индустрии отнюдь не являлось ближайшей перспективой. Приступить к их развитию Политбюро ЦК ВКП(б) планировало только после создания отечественной машиностроительной и сырьевой базы; однако и тогда приоритетное внимание предполагалось уделять тяжелой и военной промышленности.

Интересы потребителя требовали расширения частного и государственного производства товаров народного потребления и торговли. В этом они приходили в противоречие с планами коммунистического руководства, которое в конце 1920-х гг. приняло решение о форсированном развитии тяжелой и военной промышленности.

Индустриализация в СССР была проведена силами государства в рамках плановой централизованной экономики. Частный сектор периода нэпа при этом был разрушен.

В выборе путей и методов индустриализации сыграла роль идеология — большевистское неприятие рынка и частной собственности. В росте частного сектора большевики видели угрозу «реставрации капитализма».

Существовали и другие обстоятельства. Использование рынка и частного капитала в интересах индустриализации представлялось (и являлось) сложной, кропотливой работой. Сталинское Политбюро, однако, стремилось провести индустриализацию в кратчайшие сроки, ожидая скорой войны. Оно не хотело возиться с частником, который, конкурируя с государством, отвлекал ресурсы от индустриальных отраслей, извлекая выгоды из экономических просчетов и неудач государства. Куда проще было бы просто убрать этого конкурента из экономики, сконцентрировать ресурсы в руках государства и направить их на развитие тяжелой и военной промышленности. Что и сделали, ввергнув страну в кризис.

В соответствии с решениями XV съезда ВКП, на котором обсуждался первый пятилетний план, вытеснение частника должно было идти постепенно, «в меру возможностей обобществленного сектора, так, чтобы не образовывалась брешь в товаропроводящей сети и не возникли перебои в снабжении рынка». Рынок, хотя и в сильно урезанном виде, должен был существовать на протяжении всей первой пятилетки.

Планировалось, что к 1933 г. частник будет выпускать около 8 % промышленной продукции и обеспечивать 9 % розничной торговли. Планировалось сохранить и индивидуальное крестьянское хозяйство. Только пятая часть крестьянских дворов должна была быть коллективизирована к концу первой пятилетки.

В действительности же уже в начале 1930-х гг. с легальным частным производством в городе и патентованной торговлей в основном покончили. Остались осколки легального рынка и империя рынка черного. К концу первой пятилетки большевики коллективизировали более 60 % крестьянских хозяйств.

Действиями Политбюро руководил не план, а логика начавшейся форсированной индустриализации. Пытаясь поддержать ее высокие темпы, руководство страны стремилось монополизировать продовольственный фонд и перераспределять его в индустриальных интересах. Именно этим объясняется, что партийные съезды, пленумы, комиссии принимали решения о реанимации рынка, но практика форсированной индустриализации вела к огосударствлению и централизации, а значит, к ограничению товарных отношений.

Как не было у Политбюро плана развала рынка, так не существовало и плана мероприятий на случай кризиса. Сталин обратил серьезное внимание на кризис только в 1930 г., когда недостаток продовольствия стал сказываться на промышленном производстве. Решения, долженствующие способствовать преодолению последствий кризиса и нормализации снабжения, принимались в Политбюро ситуативно, под давлением конкретных обстоятельств. Это хорошо видно на примере введения всесоюзной карточной системы.

Политбюро не направляло и не предвосхищало событий, а в значительной мере следовало за их ходом — утверждало порядок, уже сложившийся в практике местного снабжения. Ориентиром при принятии решений в вопросах снабжения неизменно оставались интересы форсированной индустриализации.

Репрессии против частника в городе и в деревне привели к падению показателей производства, особенно сельскохозяйственного. В результате в распоряжении государства оказался меньший товарный фонд, чем тот, который существовал в стране в период нэпа. Но даже если бы в руках государственных распределяющих органов оказался весь товарный фонд лучших лет нэпа, органы эти снабжали бы население хуже, чем частник.

Дело в том, что государственное снабжение работало принципиально иначе, чем частная торговля. Частник подчинялся законам рынка — продавать там, где есть спрос, и всем, у кого есть деньги. Государство же использовало целевое распределение товарных фондов. Значительная часть товаров при этом вообще не попадала в торговлю, а шла на так называемое внерыночное потребление — обеспечение государственных учреждений, промышленную переработку, изготовление спецодежды, снабжение заключенных, создание неприкосновенных запасов и прочее. Много товаров требовала и армия.

По мере огосударствления экономики быстро росло внерыночное потребление. Из оставшейся товарной продукции значительная часть шла на экспорт, что также было фактором обострения товарного дефицита на внутреннем рынке. В период нэпа СССР проводил сдержанный внешнеторговый курс; с началом же индустриализации экспорт продовольствия стал быстро расти, став одним из основных источников валютного финансирования промышленности.

Снабжение того или иного региона зависело не от численности населения, его покупательных возможностей и платежеспособного спроса, а от важности территории в выполнении хозяйственного плана. Внутри региона товар в первую очередь шел на снабжение «плановых централизованных потребителей», т.е. занятых в промышленном производстве, а остальным доставались остатки. Иерархия государственного снабжения также являлась фактором обострения товарного дефицита.

В плановой экономике частника-собственника заменили обезличенные государственные ведомства — Наркомторг/Наркомснаб и их местные органы. Они распределяли внушительные товарные фонды (продукция государственной промышленности, кооперированных кустарей, совхозов, заготовки), пытаясь сделать невозможное: из единого центра руководить весьма сложными экономическими процессами. Ведь нужно было забрать у производителя продукцию, перевезти ее, сохранить, переработать, а затем вновь развезти потребителям — и всё это в огромной стране со слабо развитой инфраструктурой.

С развитием планирования стали централизованно определяться не только общие показатели (величина товарного фонда, его деление на рыночный и внерыночный, на городской и сельский), но и распределение товаров между торгующими системами, районами и группами потребителей — вплоть до отдельных предприятий. Практическое осуществление столь дробного распределения представляло собой неразрешимую задачу.

Государство пыталось распределять товарные фонды, планируя торговлю. Был создан огромный дорогостоящий бюрократический аппарат, включавший тысячи людей. Наркомторг/Наркомснаб получал данные о производстве товаров от промышленных наркоматов и Центросоюза и на их основе составлял торговые планы (месячные, квартальные, годовые, пятилетние). План затем рассматривался в правительственных органах (высшей инстанцией являлось Политбюро) и после утверждения рассылался объединениям промышленности и Центросоюза, которые начинали отгрузку товаров торговым организациям.

Многоступенчатое и детальное планирование на деле являлось тормозом снабжения. Даже после утверждения планов их неоднократно пересматривали, изменяли; повторялась процедура утверждения и рассылки на места. Бумажки ходили по инстанциям, продукция же портилась на железнодорожных станциях, в плохо оборудованных хранилищах, а то и просто под открытым небом. Торговые организации, не дождавшись плана, нередко работали на свой страх и риск.

Ни один из планов торговли выполнен не был. Причины этого не сводились к бюрократизму и хаосу. Как показывают исследования, планирование в 1930-е гг. являлось инструментом мобилизации экономики, методом подстегивания, а не сбалансированного социально-экономического развития. План призывал к нереальному, чтобы добиться большего. В составлении планов доминировали политики, а не ученые-экономисты. Планирование первой пятилетки отличалось особым экстремизмом .

Громоздкая, неповоротливая машина централизованного распределения делала быстрое маневрирование фондами невозможным. Торговля страдала от хронических перебоев и неразберихи. Товар нередко перевозился и отгружался лишь ради выполнения бумажных предписаний: картофель шел через всю страну из Западной области в Закавказье; в болотистые районы лесозаготовок и сплава посылались летние футболки, купальные костюмы, детские летние костюмчики, тонкие женские чулки и фильдеперсовые носки; сандалии и майки поступали в торговлю в декабре, а ватные пальто и телогрейки — в мае. Фабрики отгружали продукцию без сортировки прямо из-под станка; в результате районы получали платья только одного размера или большую партию галош только на левую ногу.

Поскольку производство двигал не спрос, а план, самые необходимые товары неожиданно исчезали из продажи: либо промышленности было невыгодно их производить, либо кто-то забывал их поставить в план. Централизованное распределение определяло такие явления, как исчезновение дешевых товаров (план определялся в ценовом выражении), выпуск необычайно толстого печенья (план определялся в тоннаже), замещение в производстве трудоемких товаров теми, которые легче производить.

В отсутствие конкуренции, материальных стимулов к труду и всеядности покупателя брак в производстве товаров достигал огромных размеров. Централизация формировала иждивенческие настроения на местах: вместо того чтобы наладить в регионе местное производство необходимых товаров, руководители ждали, пока «спустят план и выделят фонды». Всё это были факторы обострения товарного дефицита, органически присущего централизованному распределению.

В системе централизованного распределения потери были гораздо большими, чем в частной торговле. Хотя в органах государственного снабжения было немало людей, которые работали на совесть, в целом система представляла собой гигантскую обезличенную машину. Отсутствовал реальный собственник. В условиях массовых и длительных перевозок, плохой работы транспорта, недостатка и плохого оснащения хранилищ, складов оказывались неизбежными фантастические потери.

Нередко вместо нескольких дней товар шел к месту назначения месяцами; продукты выбрасывались на свалку вагонами; на бойни поступали павшие в пути и больные животные; в одежде и обуви заводились мыши. В таких условиях были неизбежны и хищения. Всё это объясняет, почему, несмотря на концентрацию в распоряжении государственных ведомств огромного товарного фонда, они не справлялись со снабжением населения.

Добавил: Кривоносов Р.Н. (aka GayveR)